Интервью

— Давайте для начала определимся, что это такое – современные методы лечения бесплодия. Если мы оценим динамику развития репродуктивной медицины вообще, то на сегодняшний день современные методы лечения бесплодия – это прежде всего методы экстракорпорального оплодотворения.

Так случилось, что другие методы лечения (а они раньше были в клинической практике) – хирургические и консервативные, или, допустим, стимуляция яичников при эндокринных формах бесплодия – ушли на второй план. На мой взгляд, это произошло из-за тенденции откладывания деторождения на поздний репродуктивный возраст. К нам все чаще приходят женщины возраста 30+ и 40+, а это само по себе нивелирует значение других методов, кроме экстракорпорального оплодотворения. У нас просто нет времени, ведь с годами снижается физиологический потенциал пациентки, поэтому мы и используем методы вспомогательной репродукции – программы ЭКО со всеми их модификациями.

— Методы экстракорпорального оплодотворения в нашей стране существуют более 30 лет, а в мире – более 40 лет. Естественно, мировая практика формирует определенные правила игры в этой сфере. Это касается, в первую очередь, показаний, противопоказаний, методик выполнения программ экстракорпорального оплодотворения.

В России на протяжении уже достаточно длительного времени формируются различные клинические рекомендации, законы, порядки. Это необходимо и делается в рамках профессионального сообщества – Российской Ассоциации Репродукции Человека (РАРЧ), которая объединяет репродуктологов и клиники ЭКО.

Правила, о которых я говорю, уже сформированы, но они подлежат и изменению, и трансформации в связи с новыми социальными, экономическими и прочими условиями. И наш Центр как головное учреждение страны играет ведущую роль в формировании порядков, стандартов клинических рекомендаций, согласовывая их с профессиональным сообществом.

— В этой сфере многое зависит от законодательства. В российском законодательстве и практике есть некоторые особенности, которых нет в других странах. В некоторых государствах разрешено суррогатное материнство, в некоторых запрещено. У нас разрешено.

В некоторых странах, прежде всего, католических, запрещено донорство гамет, эмбрионов, сперматозоидов вообще, а у нас разрешено. К примеру, в Италии негативно относятся к идее криоконсервации эмбрионов. Наше же законодательство гуманистическое и направлено на обеспечение потребностей человека.

— Мужское бесплодие – это огромная проблема. Частота мужского бесплодия сопоставима в структуре причин бесплодного брака с частотой встречаемости женского бесплодия. Среди факторов нефертильности мужчины второе и третье места занимает так называемое идиопатическое бесплодие. Иными словами, мы не знаем, почему с пациентом это случилось. Это значит, что вопросы улучшения восстановления его фертильности будут решаться крайне сложно.

В таких случаях единственный реальный способ преодоления мужского бесплодия – это программа экстракорпорального оплодотворения. То есть вылечить мужское бесплодие, особенно при тяжелых формах патозооспермии или азооспермии, невозможно. Поэтому большим достижением вспомогательной репродукции стало внедрение в клиническую практику программ ИКСИ, что предполагает оплодотворение единичным сперматозоидом при тяжелых формах мужского бесплодия.

Честно говоря, пока, андрологи и урологи не совершили глобального переворота в области мужского бесплодия. Хотя в ситуации субфертильной спермы есть незначительные изменения. Но обычно мужчинам рекомендуют вести правильный образ жизни, похудеть, использовать препараты из разряда БАДов, стимулирующих сперматогенез. И вот тогда в несложных случаях могут быть успехи. Но при тяжелых формах мужского бесплодия такие меры бессильны.

— В состав Института репродуктивной медицины входят три отделения, занимающиеся экстракорпоральным оплодотворением. Любая лаборатория эмбриологии имеет очень жесткий технический регламент по площади, по оснащению, по количеству работающих эмбриологов и т. д. Это чистые помещения, за которыми нужно очень тщательно следить. Регламентировано и количество циклов, которое можно сделать на базе одной лаборатории.

Необходимость расширения – мера чисто техническая. В одном отделении мы не имеем права делать больше двух тысяч циклов. А у нас крайне амбициозные планы: мы хотим делать больше! В прошлом году мы сделали семь тысяч циклов. Центр выступал как ведущее, самое крупное, главное учреждение страны и по числу проведенных попыток ЭКО (а потребность в этом есть), ведь наши пациенты – самые сложные, они приезжают со всей страны.

В то же время некоторые особенности в работе отделений, конечно, есть. Например, научно-клиническое отделение ВРТ имени Фредерика Паулсена специализируется на предварительной криоконсервации репродуктивного материала онкологических больных. Специфика каждого отделения в основном обусловлена научной направленностью работы. Но в комплексе это создает единую политику: мы охватываем все сферы ВРТ, которые изучаются в мире на сегодняшний день. С клинической точки зрения мы должны делать больше и иметь для этого все условия, а с научной точки зрения мы должны обеспечить целостность исследовательского подхода.

— Вопросы сохранения репродуктивного материала онкологических больных мы разрабатываем в течение трех с половиной лет. Молодые женщины, к сожалению, могут заболеть раком. Основные нозологические формы – рак молочной железы в первую очередь, гинекологический рак, гематологические раки, ходжкинские и неходжкинские лимфомы.

Проводимое химиотерапевтическое лечение токсично, оно повреждает функцию яичников, причем в большом проценте случаев безвозвратно. Женщины вылечиваются от злокачественных заболеваний, но теряют репродуктивную функцию.

Поэтому мы и развиваем направление предварительной криоконсервации их репродуктивного материала. И здесь есть несколько подходов, которые мы используем в зависимости от клинической ситуации. Что можно, что нельзя, что перспективно, что нет – решается в рамках междисциплинарного консилиума онкологов и репродуктологов.

Иногда онкологи дают нам возможность провести стимуляцию яичников, выделяя две недели на забор, криоконсервацию яйцеклеток или эмбрионов. При многих формах рака это сделать можно. А вот, к примеру, при раке яичников – нельзя. Но тогда вступают в силу другие технологии, очень сложные, но помогающие извлечь из пораженного яичника незрелые клетки. Их дозревание проходит in vitro, затем следует криоконсервация дозревших ооцитов или оплодотворение и консервация эмбрионов. Это сложная методика, менее эффективная, конечно, но другого выбора у этих больных нет.

А иногда решением может быть трансплантация ткани яичника, но это больше всего подходит для неполовозрелых детей, заболевших раком. Это еще более сложное направление. К сожалению, у нас оно в зачаточном состоянии пока, но обязательно будет развиваться!

— Обучение проходит по двум направлениям. К нам приезжают гинекологи, которые проходят стажировку в области репродукции человека, и специалисты-эмбриологи. Занятия для гинекологов идут как в онлайн-, так и в офлайн-форматах. Онлайн-занятия вошли в нашу практику во время ковидных ограничений, но закрепились. Теоретическую часть можно эффективно изучать и онлайн. Но обязательно есть и практическая часть, которая проходит на тренажерах у нас в отделении. Эмбриологи обязательно должны обучаться на практике, поэтому у нас здесь очень большой эмбриологический центр, оборудованный всем необходимым.

— Да, к сожалению. Мы пока обеспечены препаратами, расходными материалами, закупленными заранее. Но очень уповаем на импортозамещение. Еще до известных всем событий был создан отечественный препарат, аналог рекомбинантного гонадотропина, который мы активно используем в клинической практике. Это очень хорошо, но мало! Надеемся, что производство на территории нашей страны будет налажено. Тем не менее, пока я не могу сказать, что мы в дефиците. Препараты и расходники мы получаем.

— Давайте работать! Мы живем в очень сложное время, но надеемся, что оно пройдет. Что бы ни происходило в мире, больные остаются, и они требуют нашей помощи, поэтому мы должны работать.